Анти-ностальгическое 1
Осень навевает.
Недавно, когда шёл от Центрального рынка к Еврозоне накатило что-то такое, в акунинском духе, такая яркая картинка, воспоминание.
Как мы ходим с отцом вдвоём среди прилавков, которые стояли под крышей-пристроем к центральному рынку. Ходим и выбираем что-то, ботинки, кажется, а может быть куртку. На дворе поздняя осень, кругом грязь, местами грязный талый снег, в проходах между прилавками гнилые доски, из освещения только тот свет, который пробивается сверху через щели в крыше, сумрачно. Продавцы в огромных пуховиках, кто в унтах, а кто в дутиках, и у всех окружающих лица будто серые, с примесью красного, и жидковатым отблеском цепких и как будто злых глаз.
А когда всё-таки выбираешься из этого промозглого нагромождения металло-деревянных конструкций — становится чуть полегче. У выхода стоят несколько киосков, газетный, галантерея и пиво-соки-воды, трутся меланхолично-агрессивные ханыги, у них свой круг, а чуть подальше на крыльце здания самого рынка стоят деловитые женщины с сумочками.
И сразу же рядом грязный тротуар с разбитым крошащимся бордюром, а на узкой двухполосной дороге в обе стороны коптят машины, их не очень много, они либо едут, либо ждут пока загорится зелёный сигнал светофора.
Вокруг не то чтобы очень грязно, вполне обычно для осени, просто всё какое-то старое, залатанное, кое-как прикрытое, а если и новое, то дешёвое, и только некоторые люди неоднородными пятнами чуждо-ярких красок изредка бросаются в глаза своей несуразностью.
В общем, безрадостно и неприглядно, но я не помню ощущения брезгливости или дискомфорта, зато помню, что радовался обновке.
А сейчас даже вспоминать это неприятно. Но помнить нужно. Чтобы было с чем сравнивать.
Читать дальше
Недавно, когда шёл от Центрального рынка к Еврозоне накатило что-то такое, в акунинском духе, такая яркая картинка, воспоминание.
Как мы ходим с отцом вдвоём среди прилавков, которые стояли под крышей-пристроем к центральному рынку. Ходим и выбираем что-то, ботинки, кажется, а может быть куртку. На дворе поздняя осень, кругом грязь, местами грязный талый снег, в проходах между прилавками гнилые доски, из освещения только тот свет, который пробивается сверху через щели в крыше, сумрачно. Продавцы в огромных пуховиках, кто в унтах, а кто в дутиках, и у всех окружающих лица будто серые, с примесью красного, и жидковатым отблеском цепких и как будто злых глаз.
А когда всё-таки выбираешься из этого промозглого нагромождения металло-деревянных конструкций — становится чуть полегче. У выхода стоят несколько киосков, газетный, галантерея и пиво-соки-воды, трутся меланхолично-агрессивные ханыги, у них свой круг, а чуть подальше на крыльце здания самого рынка стоят деловитые женщины с сумочками.
И сразу же рядом грязный тротуар с разбитым крошащимся бордюром, а на узкой двухполосной дороге в обе стороны коптят машины, их не очень много, они либо едут, либо ждут пока загорится зелёный сигнал светофора.
Вокруг не то чтобы очень грязно, вполне обычно для осени, просто всё какое-то старое, залатанное, кое-как прикрытое, а если и новое, то дешёвое, и только некоторые люди неоднородными пятнами чуждо-ярких красок изредка бросаются в глаза своей несуразностью.
В общем, безрадостно и неприглядно, но я не помню ощущения брезгливости или дискомфорта, зато помню, что радовался обновке.
А сейчас даже вспоминать это неприятно. Но помнить нужно. Чтобы было с чем сравнивать.